Место естествознания в современной научной картине мира

Смена парадигм в науке происходит регулярно, и это достаточно болезненный процесс. Почему? Что двигает науку вперед? В наблюдаемых явлениях или теоретических построениях парадигмы возникают аномалии, их число растет, их отклонения от предсказаний принятой за основу теории увеличиваются по мере накопления новых фактов. Парадигма терпит крах, наступает кризис в науке. На развалинах старой теории растут новые гипотезы, и одна из них доказывает свою жизнеспособность, успешно объясняя и старые, и новые данные в совокупности. Она то и становится началом новой парадигмы. Так происходит научная революция. Во все времена, борьба с носителями радикальных идей, объявляемых ненаучными (коперникианство, теория относительности, кибернетика, генетика, уфология) не прекращается в рамках самой научной среды. Это связано с тем, что появление и признание новых идей подрывает утвердившиеся общепризнанные авторитеты (а значит, общественное и материальное положение определенного круга лиц) и разрушает существующий порядок вещей. С другой стороны, необходим и определенный консерватизм, который не даст проникнуть в науку фиктивным, недостоверным новшествам. С позиций критерия демаркации (разграничения научного и «ненаучного», не отвечающего господствующей парадигме), предлагая новую научную теорию, следует учесть ряд факторов:

- позаботиться о том, чтобы теория была экспериментально подтверждена;

- рассмотреть с помощью новой теории такой эксперимент, отрицательный результат которого опроверг бы эту теорию;

- быть готовым к яростной неприязни научного сообщества и, тем не менее, не бояться выступить со своей идеей.

Ученые шутят: всякая идея проходит три стадии. 1 – Этого не может быть, потому, что не может быть никогда! 2 – В этом что-то есть! 3 – Ну кто же этого не знает?!

Пример смены парадигм в археологии – борьба концепций эволюционизма и миграционизма. В 1930-50-е гг. в палеолитоведении (науке о каменном веке) безраздельно господствовала стадиальная теория (эволюционизм). Согласно ей, человечество повсеместно проходило ряд закономерных этапов эволюции материальной культуры, связанных с изменением социального строя и хозяйства древних людей. Профессорами П.П. Ефименко, П.И. Борисковским, были разработаны подробные стадиальные схемы, которые, однако, не находили ответ на возникающие при новых исследованиях вопросы. К примеру, отчего находки, относящиеся, согласно теории, к более ранним стадиям, часто оказываются в геологических слоях над находками относящимися к более поздним стадиям? На эти вопросы мог ответить миграционизм, признававший миграции племен с различными культурными традициями. В советской археологии миграционизм, ранее признанный «буржуазным течением» замаскировался под марксистским псевдонимом «конкретно-исторический подход». Его создателем был А.Н. Рогачев. В 1960-е годы теория Рогачева получила в СССР почти всеобщее признание. Палеолитоведы бросили силы на поиск и выделение новых локальных культур, региональной специфики. Постепенно за локальными археологическими культурами начали теряться общие закономерности и единая картина становления и развития палеолитического общества и материальной культуры. Часто культуры стали выделяться даже по одной, отдельно взятой, стоянке, выхваченной из культурно-исторического и хронологического контекста (например, для успешной защиты очередной диссертации). Начался новый кризис в науке. В настоящее время рождается новая теория, объединяющая достоинства эволюционизма и миграционизма, которая признает наличие определенных стадий развития материальной культуры на значительных территориях, и при этом подтверждает наличие локальных вариантов культурных традиций и миграции их носителей – древних родов.

Еще один пример борьбы мнений в науке – эволюция взглядов на роль мамонта в жизни палеолитического человека. На рубеже XIX и ХХ веков бытовало мнение, что древние люди часто использовали для питания мерзлые туши естественно погибших мамонтов, гораздо реже охотясь на это крупное и опасное животное. Однако постепенно стало ясным, что наши далекие предки – вовсе не были диким стадом, а, напротив, вполне организованной, способной на скоординированные действия группой. Гипотеза «трупоедения» была отвергнута сторонниками коллективных действий родовой общины по загону целых мамонтовых стад и последующей утилизации скопления туш. Однако она оказалась не в состоянии объяснить открывавшиеся взору археологов массовые скопления остатков мамонта и жилища, построенные из его костей (на 1 такой дом уходили кости 14-32 животных, а домов на поселении было 3-4 – например, Юдиновская и Елисеевичская стоянки в Брянской обл.). Несмотря на это идеи «мамонтового собирательства» встречались научным сообществом в штыки. Привлечение современных данных геоморфологии и неотектоники, а так же актуалистических наблюдений позволило на новом уровне возвратиться к гипотезе использования «мамонтовых кладбищ» людьми в качестве источников сырья, топлива, стройматериала и, в последнюю очередь, как экстремального пищевого ресурса. При этом охота на отдельных мамонтов под сомнение не ставится.